[CherchezLaFemme]

Яшка Казанова
Три года
71
29 09 2005
а не послать ли всех доброжелателей на хуй!
ведь там им самое место, поверь мне, я знаю точно.
моя шальная любовь вывернулась наизнанку,
не позволяя тебе, родная, со мной быть счастливой.
прости мне все попытки сложить картину
из чисел нечетных, себя разместив по центру.
как же тебе объяснить, что все мои нежные жаркие гаммы
звучат для тебя без единой фальшивой ноты
по-прежнему звонко?
70
29 09 2005
бери меня за руку и ничего не бойся.
мы босиком отправляемся через горы.
здесь прячутся серые волки нашего детства.
и не бойся – бери меня за руку. крепче. ещё. до боли.
так ружья сжимают мальчики-добровольцы,
идущие в бой воевать с самими собою.
бери меня за руку, будто слепой ребёнок.
бери меня за руку. крепче. сильнее. туже.
сожми меня так, чтоб костяшки вспыхнули белым.
68
22 09 2005
бери, кого хочешь. кожа, локоны, стан,
точеный четко, имя звенит металлом.
бери кого хочешь, от десяти до ста.
берет, как хочет, без спроса, ни одного
кусочка меня как тела не пропуская.
я сильно люблю тебя. сильно и горячо,
и больно, и сладко, и бешено, и жестоко.
бери, кого хочешь. что мне сказать ещё?
солнечный свет течет из разбитых окон.
66
21 09 2005
мне нужен учитель с отличным знанием ядов,
чтоб с наслажденьем по пальцам стрелял указкой.
65
20 09 2005
я тебя не беспокою.
грею пальчики о примус,
поглощаю натощак
осень.
я тебя не беспокою,
сантиметр за сантиметром
отползая.
63-64
20 09 2005
моя география есть простуда,
грипп, ОРЗ. заходя без стука –
пощечина, две, проститутка, сука,
кровь по тюлевым шторам.
моя география бесполезна
для общества. я состою из лезвий –
так вы бы лучше ко мне не лезли,
чтоб потом не каяться.
60
19 09 2005
мы дети-цветы. у нас сломаны стебли.
мы сладкую нежную сказку в запястьях везем.
она, как любовь, безусловна, как секс, многолика,
как страсть, горяча и, как боль, приучает к врачу.
мы дети-цветы. мы содержим ее миллилитры,
играем с ней в шашки, всегда практикуя ничью.
и каждый желающий может взорвать нас зубами,
чтоб тронуть глоток этой сказки, как сперма, густой.
мы, дети-цветы, очень рады подобной забаве.
ты видишь мое неприкрытое горло?
в нем комом беспомощным сказка другая стоит.
она для тебя. я немного ослаблю ошейник
и голову чуть отклоню, приглашая почти
войти в меня ртом глубоко-глубоко. неужели
ты снова откажешься милым визитом почтить
мое неприкрытое горло? подумай! там вкусно!
там сказка, которой язык не касался ничей!
мы дети-цветы. мы себя превратили в искусство,
поверив, что это спасет от бессонных ночей.
58
19 09 2005
я дарю тебе утро.
ты красиво и медленно передо мной раздеваешься,
не снимая одежды.
будто вовсе не осень, и будто совсем не Москва.
тень моя за тобой, как фата, как собака, как пьяница,
как ребенок ночной в белоснежных махровых носках.
тень моя за тобой, прикрывая тылы и от засухи
защищая тебя. будь со мной не равно будь моей?
как красиво и медленно ты надо мной издеваешься,
не снимая с курка указательный пальчик.
57
15 09 2005
ты режешь меня. под твоими руками
я мягче, чем воск, я тревожней песка.
ты режешь меня. под твоими руками
я плачу, как лед, нагреваюсь, как жесть.
ты режешь меня. под твоими руками
я полуживотное и полутруп.
ты режешь меня аккуратно. прости,
что это досталось тебе. увлекаясь,
ты режешь меня. под твоими руками
я – жаркий сирокко, ребенок пустынь.
как это кроваво. и как это мило.
56
мой внутренний мальчик нелеп и аляповат,
он вовсе не может не биться, не рваться куда-то,
не жить каждый день без оглядки на то, что до,
что после. не плакать, когда ему больно и страшно;
54
и вены мои впадут в море…
железность – как способ простыть насмерть.
50
какую мне рифму пристроить к слову «тобой»
как это свойственно мне, «та боль»?
сон у друзей на простынках, не мятых сексом,
резкой полное отвыкание от «домой мне»,
резкое полное привыкание к «по соседству»
непостоянному, рваному, дикому… или «бог»?
режу ладони осколками, будто кай,
«вечность» выкраиваю из серебра и ситца.
совокупление виски и табака,
жжет, самое нежное переводя в закладки;
свежая осень раскалывается по бокалам,
распространяя запах по комнате. сладкий
дурман духов дополняет мой натюрморт.
коснись меня пальцами – останусь на пальцах.
46
30 08 2005
был бы ты мальчиком
45
мы будем пить глинтвейн и жаться
друг к другу в тесноте метро.
40
21 07 2005
я хочу с тобой близости, нежной, как снег
только выпавший, или как дождь над Парижем,
или небо. оно опускается ниже,
если спать вперемешку и видеть во сне
город детства.
37
21 07 2005
моя первая сигарета в половине восьмого
является началом грядущего московского смога.
моя первая чашка кофе ложится в основу
нервозной бодрости.
первый мальчик, его тонкие руки гитариста;
первые залпом выпитые триста
или все пятьсот? дешевая еда без аппетита;
чувства дешевле еды аналогичны субтитрам
какого-то фильма. в нем главная героиня
напоминает своей подвижностью то ли дождь, то ли иней;
боязнь. сначала – глухой, черной, вязкой бессонницы,
затем – назойливого, беспардонного рассветного солнца;
таскания по врачам, тюремная больничная палата;
жажда жалеть себя за всех, кто не до;
привкус крови во рту от того, что сказать не умею,
смутный объект желания жить, улыбаться,
смотреть на вещи проще, гулять босиком
по Франции или Польше;
36
суицидальные наклонности,
умение вязать узлы,
особое стремленье к ловкости
в условиях еще не злых
35
19 07 2005
чтобы вернуться в Париж,
достаточно выпить дождя
из тонкого горла бутылочки с надписью
витиеватой,
немного подумать, подумать еще, подождать,
кожей прочувствовав вены и вольты и ватты.
промокнуть как следует, теплые плечи вокруг
считать за забор, а движенья по лужам – за танец.
тихонько дышать через раз, сберегая невдох для тебя,
накапливать воздух дождливый, в пальцах табак теребя,
шагать по дождю под дождем, принимая как жажду
желанье остыть, остудиться, ослабнуть, оставить жару
термометрам ли или, может врачам + таблеткам.
33
16 06 2005
1.
в колени – всем женщинам, что меня берегут,
приходят ночью в мой беспокойный сон,
бьют по щекам, по пальцам или под дых,
юбками машут яркими, чтоб под их
пестрой гуашью спрятать меня от гроз –
тычусь в полную силу. и в полный рост
складываюсь как перочинный, как паззл, как
эквилибрист, удержавшийся на руках
между землей и облаком. говорю,
засунув ладони по корень в карманы брюк,
смущаясь своих, обкусанных до основ,
ногтей, спасибо тишайшее, сбивающееся с ног,
+ с ритма, + с мысли. спасибо за каждый раз,
когда я беспомощным дымом цепляюсь за вас.
2.
и чтобы ты, нежность, ни говорила мне
как ни сверкала бы пряжкою на ремне,
куда бы ни посылала и ни гнала,
чем бы ни била ты, с кем бы ты ни была,
я буду любить тебя так, как люблю давно.
или сильнее. или больнее. но
буду любить тебя. можешь принять, как факт,
можешь забыть, заморозить, замять, замыть,
замучить, запачкать или опять забыть.
и чтобы ты, нежность, чтоб била по телу
разрядами тут и там, чтоб спать не давала,
чтоб крепче травы, крепче белого порошка
меня приучила к себе, чтоб пытала, как
эквилибриста, дрожащего на руках.
я имя твое выжигаю по клеткам.
3.
я – паутинка. мне хочется, чтоб паук
скорее со мною закончил, но никому
меня не сдавал.
31
15 06 2005
ну что же ты медлишь? бери – пали!
я буду мишенью охотно, поверь мне.
прицелься спокойно, по крику «пли»
нажми на курок равно хлопни дверью.
я очень хочу, чтобы ты жила
дышала любила смеялась пела.
почти невесомая тишина
для теля, избавившегося от тела.
28
01 06 2005
твой кулак пришелся как раз на выдох.
ты все сделала правильно, молодчина.
ожидаю, что следом ударит вывод.
вероятно, выводом станет мужчина.
ах кулак костяшками бьет чудесно!
тренируй броски – я же лучше груши?
твой тиран или, может быть даже, деспот
спит клубком в магазине среди игрушек
и каких-то детских причуд, салага.
твой палач себе отрубает пальцы
неумело, небрежно – ну и ладно;
вроде, к лучшему даже(?)
27
изменять футболке моей с наготой в полотенце.
мне снилось, что ты обнимаешь меня
совсем как ребеночка. вырвав из текста
агонию слов на прощанье + бред
захлопнутой дверцы машины.
23
21
27 05 2005
даже если вскрыться,
вряд ли станет легче.
выдержит ли шерстка?
выгорит ли горло?
выстою? сломаюсь?
вытеку? заполнюсь?
по цветам пробежка –
каждый нерв окрашен,
неуемен, бешен,
болен + нестрашен
до поры. а после –
ужас до упора.
пейся или пойся,
бежевое порно.
сидя у окошка
прожигаю вечер –
маски или лица?
18
26 05 2005
здесь так пахнет тобой: безответственно, нагло-детски.
я не знаю, за что позволяю себе курить,
убивая твой запах, сумбурно надеясь, дескать –
все само рассосется. пугаясь внезапных рифм,
ухожу глубоко под одежду, скрываю плечи,
прячу шею и подбородок в какой-то шарф,
неудобный для лета.
16
26 05 2005
я боюсь уснуть
потому, что, проснувшись, увижу подле
пустоту. и ее непростая суть
все расставит как нужно: тяжелый, полный
дымных выдохов вечер, дурацкий фильм,
ожиданье грозы у окна на кухне,
голос в трубке, твой запах.
но чертовски боюсь того,
что, проснувшись, почувствую рядом только
пустоту, чей оскал, нежней моего
и болезненней. и, улыбаясь тонкой,
самой кромочкой рта, я пойму, с тобой
все настолько прозрачно, что даже тенью
можно выпачкать. эта чудная боль,
просто чудная.
12
болеть твоей болью
дрожать твоим страхом.
добей меня жестче.
на улице лужи
мне нужно раздеться.
11
не просить, не делать голос острей,
не стремиться стать ее кокаином,
не бояться, не плакать, не думать «с ней»,
не просить еще раз, еще. наивно.
что любовь без ревности допустима,
что не будет: нервного «жду тебя»,
сигарет на кухне, травы в гостиной.
10
отвечаю нелепо, дышу неровно.

Она живет в ноябре
С выходяшим на север окном
В комнате города
Рвущего стены дождем

Она мечтает увидеть
Бушующей пены залив
Там, где волны ломают
Усталый коралловый риф

Она так одинока
В этом странном квартале мечты
Где таких как она
Принимают в пустые углы

Где на завтрак едят
Кипяченые запахи снов
Где живут продавцы
Нарисованных трав и цветов

***

Она пахла медом и молоком,
Она ходила кошачьей поступью.
Хотелось выпить ее глотком,
Чтоб добровольно после сдаваться в постное.
В ее жилах бежал виноградный сок,
А в моих - продирала дорогу соль.
Мы были различны, как йог и йод,
Но я невыносимо любила ее.

Она грела солнцем семи миров,
Она струилась искристей стерляди.
Хотелось икры ее сладкой - в рот,
Чтоб откровенно после плеваться стейками.
В ее голосе лето играло фолк,
А в моем - сентябрь, Даниэль Дефо.
Мы спали обнявшись, и ночь напролет
Я невыносимо хотела ее.

Она стала мне жизнью без рваных рифм,
Она ласкалась щенячьими, женскими.
Хотелось в Амстер, в Париж и в Рим,
Чтоб хладнокровно после летать в Ижевски.
В ее пальцах стучал барабанный блеск,
А в моих маячил туманный блюз,
Но даже в самом чреве небес
Я знала: кроваво ее люблю

Я знала, что соль незаживших вен,
Не дернув бровью отдам взамен
За сон ее на полотне груди,
За страх исчезнуть в смоле рутины,
За смех, за ладони, за розу губ,
За сына, что нежноотважен, как гунн.

А кто-то мне говорил: уймись,
Ты так юна (по английски - мисс)
Все проходит. И это пройдет.

Но я мимо библий люблю ее.